Неточные совпадения
Увидав, что
женщина,
стоявшая в дверях, двинулась было итти, он крикнул ей: «Постой, я сказал».
Несколько
женщин, похожих на привидения, стояли на коленях, опершись и совершенно положив изнеможенные головы на спинки
стоявших перед ними стульев и темных деревянных лавок; несколько мужчин, прислонясь у колонн и пилястр, на которых возлегали боковые своды, печально стояли тоже на коленях.
Паровоз снова и уже отчаянно засвистел и точно наткнулся на что-то, — завизжали тормоза, загремели тарелки буферов, люди,
стоявшие на ногах, покачнулись, хватая друг друга,
женщина, подскочив на диване, уперлась руками в колени Самгина, крикнув...
Клим ел, чтоб не говорить, и незаметно осматривал чисто прибранную комнату с цветами на подоконниках, с образами в переднем углу и олеографией на стене, олеография изображала сытую
женщину с бубном в руке,
стоявшую у колонны.
Четвертая
стоявшая у окна была отбывающая наказание за корчемство невысокая коренастая деревенская
женщина с очень выпуклыми глазами и добродушным лицом.
Такие же были у оборванных опухших мужчин и
женщин, с детьми
стоявших на углах улиц и просивших милостыню.
Заметнее всех женщин-арестанток и поразительным криком и видом была лохматая худая цыганка-арестантка с сбившейся с курчавых волос косынкой,
стоявшая почти посередине комнаты, на той стороне решетки у столба, и что-то с быстрыми жестами кричавшая низко и туго подпоясанному цыгану в синем сюртуке.
Тут он ясно уразумел, что стоны идут из их баньки,
стоявшей в саду, недалеко от калитки, и что стонет взаправду
женщина.
— А чья это такая размалеванная хата? — спросил преосвященный у
стоявшей близ дверей красивой
женщины с дитятей на руках.
Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел
стоявшую перед собою небольшого роста
женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами, и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который так умел покорять себе все и мог только принадлежать одной царствующей
женщине.
По городу грянула весть, что крест посадили в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа. В костеле
женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице оказался в осаде. Отец, проезжая мимо, видел эту толпу и седого старого полицмейстера,
стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
Но странно, когда смотришь на этот труп измученного человека, то рождается один особенный и любопытный вопрос: если такой точно труп (а он непременно должен был быть точно такой) видели все ученики его, его главные будущие апостолы, видели
женщины, ходившие за ним и
стоявшие у креста, все веровавшие в него и обожавшие его, то каким образом могли они поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет?
Стоявшие около меня
женщины и девушки сопровождали жалобными восклицаниями каждое неудачное движение бегающего животного, которого рев долетал до ушей моих, и мне стало очень его жалко.
Несколько красивых и моложавых лиц монахинь,
стоявших назади церкви, и пение невидимых клирошанок на хорах возбудили в нем мысль о
женщине и о собственной несчастной любви.
И она бросилась на меня с кулаками. Но в эту минуту вдруг раздался пронзительный, нечеловеческий крик. Я взглянул, — Елена,
стоявшая как без чувств, вдруг с страшным, неестественным криком ударилась оземь и билась в страшных судорогах. Лицо ее исказилось. С ней был припадок пахучей болезни. Растрепанная девка и
женщина снизу подбежали, подняли ее и поспешно понесли наверх.
Отъезд набоба довел расходившиеся страсти до последней степени напряжения, и две
женщины,
стоявшие во главе партий, питали друг к другу то же ожесточение, как две матки в одном улье.
Министр принимал в свой обыкновенный час. Он обошел трех просителей, принял губернатора и подошел к черноглазой, красивой, молодой
женщине в черном,
стоявшей с бумагой в левой руке. Ласково-похотливый огонек загорелся в глазах министра при виде красивой просительницы, но, вспомнив свое положение, министр сделал серьезное лицо.
Старуха матроска,
стоявшая на крыльце, как
женщина, не могла не присоединиться тоже к этой чувствительной сцене, начала утирать глаза грязным рукавом и приговаривать что-то о том, что уж на что господа, и те какие муки принимают, а что она, бедный человек, вдовой осталась, и рассказала в сотый раз пьяному Никите о своем горе: как ее мужа убили еще в первую бандировку и как ее домишко на слободке весь разбили (тот, в котором она жила, принадлежал не ей) и т. д. и т.д. — По уходе барина, Никита закурил трубку, попросил хозяйскую девочку сходить за водкой и весьма скоро перестал плакать, а, напротив, побранился с старухой за какую-то ведерку, которую она ему будто бы раздавила.
Конечно, дело обходилось не без падений, и если оно постигало павшую с человеком, равным ей по своему воспитанию и по своему положению в свете, то принимаемы были в расчет смягчающие обстоятельства; но горе было той, которая снизошла своей любовью до мужчины,
стоявшего ниже ее по своему рангу, до какого-нибудь приказного или семинариста, тем паче до своего управляющего или какого-нибудь лакея, — хотя и это, опять повторяю, случалось нередко, но такая
женщина безусловно была не принимаема ни в один так называемый порядочный дом.
— Это заманчиво, — сказал он, — но… но… но… — Его взгляд одно мгновение задержался на небольшом портрете,
стоявшем среди бронзовых вещиц письменного стола. Только теперь увидел и я этот портрет — фотографию красивой молодой
женщины, смотрящей в упор, чуть наклонив голову.
Условившись, где разыщет нас, он кивнул и, круто повернувшись, осмотрел зал; потом щелкнул пальцами, направляясь к группе
стоявших под руку
женщин тяжелой, эластичной походкой. Подходя, он поднял руку, махая ею, и исчез среди пестрой толпы.
Глаза его между тем любопытно следили за каждым движением молоденькой, хорошенькой бабенки; они поочередно перебегали от полуобнаженной груди, которую позволяло различать сбоку наклоненное положение
женщины, к полным белым рукам, открытым выше локтя, и обнаженным ногам,
стоявшим в ручье и подрумяненным брызгами холодной воды.
— Да что такое? — повторил он и топнул ногой. Он чувствовал себя обиженным, уязвленным, и в то же время красота этой
женщины, так легко и смело
стоявшей перед ним, его невольно поражала… она терзала его.
Стоявшая рядом с вошедшим
женщина обернула к говорившему свое густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими черными, ввалившимися глазами и крикнула...
Прасковья Федоровна, невысокая, жирная
женщина, несмотря на все старания устроить противное, всё-таки расширявшаяся от плеч книзу, вся в черном, с покрытой кружевом головой и с такими же странно поднятыми бровями, как и та дама,
стоявшая против гроба, вышла из своих покоев с другими дамами и, проводив их в дверь мертвеца, сказала: «Сейчас будет панихида; пройдите».
Мы не знали, что делать с ними; хотели пощекотать в носу, как делывали батенька в таком случае, но одна из соседок, видя беду, бросилась и закричала:"воды, воды!"
Женщина наша, тут же
стоявшая, как брызнет на маменьку…
Высокая, худая
женщина,
стоявшая у открытого устья печи, слегка повернулась в сторону Жмакина, сурово и безмолвно поклонилась, не глядя на него, и опять закопошилась у шестка.
А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту на медведя, в другом — голую
женщину. Тихон Павлович посмотрел на них и сел за круглый столик,
стоявший перед широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела картина, изображавшая не то луга, не то море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая, звенели стаканы, хлопали пробки.
Окончилось вечернее моление. Феодор пошел к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему о причине приезда и просил дозволения переночевать. Игумен был рад и повел Феодора к себе… Первое лицо, встретившее их, была
женщина,
стоявшая близ Феодора, дочь игумна, который удалился от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею дочерью; она приехала гостить к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей матери.
Пуще прежнего заплакали старухи, закрыла платком лицо и вся трепетно задрожала от сдерживаемых рыданий нарядно одетая молодая красивая
женщина,
стоявшая почти возле Василия Борисыча. Вздыхали и творили молитвы мужчины.
Усильно сдерживавшая во время чтения рыданья свои, молодая
женщина подошла к
стоявшему рядом с Васильем Борисычем купцу и, отирая наплаканные глаза, тихим и нежным голосом молвила...
Пожилой мельник тыкал пальцем по направлению слободы, управляющий соображал и перебирал на животе цепочку часов, а
женщины требовали, чтобы их успокоили и сказали, что вода не пойдет к управительскому дому и службам,
стоявшим высоко на горке.
Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим начиная от старших до последних, и остался один Иисус и
женщина,
стоявшая посреди» (Ио. 8:7, 9).
— Ну, Христос с вами, мой друг, — говорил муж пожилой
женщине,
стоявшей с ним у двери, — она такое имеет доверие к вам, вы так умеете говорить с ней, уговорите ее хорошенько, голубушка, идите же. — Он хотел уже отворить ей дверь; но кузина удержала его, приложила несколько раз платок к глазам и встряхнула головой.
Но когда окончилась вечерняя и среди церкви поставили аналой, зажгли пред ним свечи и вынесли венцы, сердце бедной
женщины сжалось от неведомого страха, и она, обратясь к Евангеловой попадье и к
стоявшим с нею Синтяниной и Ларисе, залепетала...
Любовь Аркадьевна встала с дивана, на котором сидели обе
женщины, подошла к
стоявшему комоду, отперла один из ящиков, вынула из него небольшой дорожный сак, а из него пачку писем и передала их Елизавете Петровне.
В одно из заседаний веча, где находился Назарий, вдруг в советную комнату вбежала, прорвавшись сквозь стражу
стоявшую у входа, высокая, немолодая, хотя все еще красивая
женщина. Вид ее был растрепан, покрывало на голове смято и отброшено с лица, волосы раскинуты, глаза же горели каким-то неестественным блеском.
Это ему удалось только отчасти, так как глядя в болезненное, страдальческое лицо своей пациентки, у Федора Дмитриевича нет-нет да мелькал образ графини Конкордии и гнетущая мысль о том, что горе могло наложить на ее прелестное личико такую же печать страдания, какую наложила на лицо
стоявшей перед ним
женщины неизлечимая болезнь, до боли сжимала ему сердце.
— У страха глаза велики, ваше величество! Поверите ли? всю ночь проохала и простонала белугой, так что семья хоть беги вон, — отвечал
стоявший за стулом; потом, обратясь к
женщине, ласково сказал: — Чего бояться, дурочка? только махнет батюшка Петр Алексеевич своею легкою ручкою, так болесть, как с гуся вода.
Ермак бросил сверкающий взгляд на
женщину,
стоявшую рядом с казаком.
Высокая грудь, маленькие руки с тонкими пальцами, миниатюрные ножки довершали чисто классическую прелесть этой
женщины, с гордым, властным видом
стоявшей за прилавком и с видом полководца распоряжавшейся армией «гарсонов».
— Я повстречала вчера с ружьем Егора Никифорова, охотника, что живет в поселке, — сказала одна из
стоявших в толпе
женщин.
Оба друга остановились как вкопанные невдалеке от входа в нее. Они оба увидели, что на одной из скамеек,
стоявших внутри беседки, сидели близко друг к другу две человеческие фигуры, мужчина и
женщина. Абрисы этих фигур совершенно ясно выделялись при слабом лунном свете, рассмотреть же их лица и подробности одежды не было возможности. Оба друга заметили только, как потом и передавали друг другу, что эти одежды состояли из какой-то прозрачной светлой материи.
Молодая
женщина села в
стоявшее у стола кресло.
Она несколько раз появлялась в церкви Новодевичьего монастыря, но Маша,
стоявшая на клиросе, даже не видела роковую для нее
женщину.
В те времена замкнутой жизни
женщины боярских родов, среди купечества вообще и особенно в Новгороде,
стоявшем особняком среди городов русских по своим постоянным сношениям с «иноземщиной», нравы были много свободнее и девиц новгородских не прятали по теремам и под фатою.
Взглядом какого-то дьявольского торжества обвел он кучки связанных мужчин и
женщин,
стоявшие невдалеке от столов приказных, и взгляд этот сверкнул еще более, встретив в одной из этих кучек благообразного, видимо измученного пыткою и поддерживаемого своими товарищами по несчастью, старика с седою как лунь бородою и кротким выражением голубых глаз, окруженных мелкими морщинами, но почти не потерявших свежести юности.
Она вспомнила, что там, внизу, в кабинете отца, быть может, уже совершено второе задуманное преступление. Вся охваченная мыслью о спасении молодой девушки, бедная
женщина, еще слабая головой, совершенно забыла о второй части подслушанного ею гнусного заговора отца и сына. Она быстро зажгла
стоявшую на столе свечу и бросилась из комнаты вниз.
На диване с обитым коричневым сафьяном и сильно потертым сиденьем и спинкою красного дерева, полуосвещенная
стоявшей на столе нагоревшей сальной свечой, сидела молодая
женщина, одетая в темно-коричневое шелковое платье, сильно смятое и поношенное, на руках у ней был ребенок, с головой закутанный голубым стеганым одеяльцем, обшитым кружевами.
Со стула с мягким сиденьем и жесткой спинкою, которыми по стенам была уставлена эта комната,
стоявшего у зеркала в рамке красного дерева с таким же подзеркальником, поднялась высокая, стройная молодая
женщина.